стр.1 стр.2 стр.3 стр.4 стр.5 стр.6 стр.7 стр.8 стр.9 стр.10 стр.11

Формика каникулярия

Пустыни Казахстана. Бартугай. Лес среди пустыни.

По косе мчится черная с красной перевязью оса и встряхивает на ходу темными крыльями. Что она здесь собирается делать, и почему у осы вместо длинных усов торчат коротышки? Да оса ли это? Конечно, не оса, а муха обманщица!

Не сразу я заметил муравьев - формика куникулярия. Они - всюду. Только очень крохотные и темные. Что им здесь нужно, где их муравейник? Вот дырочка, вход ведет под камешек. Под ним - несколько куколок, около десятка таких же темных малышей рабочих и большая грузная самка. Странный муравейник! Конечно, зачаточный. Да таких муравейников немало! Везде, едва ли не через каждый метр крохотный муравейничек. Сколько же их всего здесь на галечниковой косе? Наверное, несколько сот! Кое-где две самки объединились вместе, чтобы сообща положить начало будущему обществу.

Муравьи настроены миролюбиво, заглядывают друг к другу. Иногда сами самки, перебегая по косе, прячутся в ближайшие муравейнички. Я не могу понять, почему молодые самки обосновались на этой галечниковой косе. Здесь на глубине полуметра - вода, и не построишь постоянного жилища. Этот отчужденный уголок изолирован от территории, где среди муравьев кипит неугасимая вражда. После брачного полета на этой косе самки замуровываются под камнями и выводят крошекдочерей, первых разведчиков, охотников и строителей. Не служит ли галечниковая коса издавна традиционным местом поселения самок после вылета из родительского муравейника и не стало ли у них обычаем поселяться на ней? Что будет с молодыми семьями? Придет осень, коса промерзнет, ее зальет водой, покроет льдом. Повидимому, к концу лета, окрепнув, муравьи уйдут в лес и там устроят свою новую совместную колонию. Хорошо бы проследить судьбу матерейстранниц, пионеров галечниковой косы.

Возле нашей избушки всю ночь мелодично и ласково пела сплюшка:

- Сплю, сплю!

Но я переутомился и долго не мог заснуть, несмотря на уговоры маленькой совки. Рано утром я пошел туда, где она пела, и вспугнул ее. Сплюшка села высоко на дерево, посмотрела на меня круглыми кошачьими глазами, подняла уши, потом спрятала их, успокоилась и отвернулась. Я свистел, кашлял, цокал языком, хрустел ветками, но сплюшка ни на что не обращала внимания. Она была занята. Внимательно слушала звуки родного леса. А звуков всюду было много.

Цокнул фазан, и совка повернула в его сторону голову. Пробежал заяц, она проводила его глазами. Взлетел сизый голубь, хлопая крыльями, тревожно закричали галки — и во все стороны поворачивалась головка с желтыми кошачьими глазами. И так все время. Все нужно знать крошечной совке, все, что происходит в лесу, ее интересует. Неделю назад егерь Бартугая возле своего кордона срубил большой тополь. Слишком большую тень бросало могучее дерево на молодой яблоневый сад. Падая, дерево ударилось о пень, толстая старая кора отлетела от него, обнажив влажную и чистую древесину. Под корнями срубленного дерева был большой муравейник тетрамориумов. Гибель дерева не отразилась на нем, и жизнь текла по обыденному руслу. Но на чистую белую древесину срубленного тополя неожиданно высыпали муравьитетрамориумы, и он, покрытый их многочисленными телами, стал серым. Я невольно обратил внимание на возбужденных муравьев: крошечные тельца их вздрагивали будто в необычном ритме странного танца. Во всем этом было что-то похожее на загадочный случай, наблюдавшийся мною во время путешествия на Белые горы.

Весь день метались муравьи, и поздно вечером ствол дерева был покрыт ими. На следующий день еще жарче грело солнце, муравьи все так же метались, и, казалось, нет конца их беспричинному и непонятному беспокойству. В двенадцать часов дня, утомив глаза, истощив все запасы терпения, оставив бинокль с надетыми на него лупками и походный стульчик возле поваленного дерева, я побрел в лес. Через четыре часа я был поражен происшедшим. На поваленном дереве все еще продолжалось безумство крошечных созданий, а чуть пониже, на широком выступе куска коры, зловеще чернела большая кучка крошечных бездыханных тел. Сюда со всех концов широкой светлой площадки древесины, с этой арены пляски смерти, текли нескончаемой процессией похоронщики, тащившие трупы. Стульчик, бинокль и терпение тотчас же снова взяты на вооружение, горячее солнце и усталость забыты, а внимание целиком поглощено происходящим. Но не так легко проникнуть в тайны муравьиной жизни!

Вот неожиданно один из них остановился на месте. Возле него тотчас же собралась толпа. Наперебой они гладят его усики, ощупывают со всех сторон, трогают челюстями. Усики несчастного поникают, плотно складываются вместе ножки, голова пригибается под грудь, подворачивается кпереди брюшко, стройное продолговатое тельце скрючивается в плотное колечко. Еще не прекратилось подергивание тельца, как один из окружавшей толпы, примерившись, ухватил погибшего за челюсти. В носильщиках не было недостатка; они толкаются, мешают друг другу, каждый тянет в свою сторону. Но вот наконец один решительно поволок безжизненное тельце на свалку, а все остальные разбрелись в стороны. Мгновенная гибель муравья была непонятной и загадочной.