Оксана Васильевна Ляшенко. То ли из донских, то ли из кубанских казачек. Со всей вытекающей из этого внешностью. Вроде Аксиньи из шолоховского Тихого Дона. Только ещё красивее. В лице что-то монна-лиза-джокондовское.
Там закончила мединститут, тут – заведующая лабораторией особо опасных инфекций при Городской Медсанчасти.
Медсанчасть богатейшая и лаборатория, соответственно, прекраснейшая. По новейшему слову противочумной техники, хотя слово «чума» тут никак не фигурирует. Местный Гриф ещё более суров.
Страж у врат из лакированной арматуры нас давно знает в лицо. Не сомневается, кто мы есть. Лаборатория встречает нас, расплавленных зноем, тихим шорохом кондиционеров, окунув в блаженную прохладу.
«Привет!» «Приве-ет! Сколько зим, сколько лет!» «Как дома-то?» «Да всё в порядке, а у вас?». «Да тоже!» И в щёчку, и в щёчку. «Ну, давайте с дороги - чайку зелёного. Остальное вечерком».
В комнате «для приёма пищи» у стола хлопочет лаборантка Тонечка. Махонькая, хорошенькая, пухленькая. Пока Оксана Васильевна занимается по хозяйству, вскидывает на меня ждущие глазки. У неё роман с Генрихом, научным сотрудником Противочумного Института. Он женат, она замужем. Он в прошлом году месяц проработал в Оксаниной лаборатории, проводил инструктажи по лабораторной диагностике. Ну, вот так как-то так и получилось. А потом он, естественно, пропал. Ни слуху, ни духу. Всё в классическом варианте. Мы с ним приятели, но где он, что с ним – чёрт его знает. Тоня впрямую спросить стесняется. Чтобы немножко утешить её, вру, что вроде бы Институт снова хочет проводить здесь семинар. Может, пришлют кого, кто к вам в прошлый раз приезжал... Тонька склоняется к блюдечкам и чашечкам, скрывая то ли надежду, то ли недоверие.
Щедрая Оксана Васильевна тащит из холодильника всякие колбаски, конфетки, тартинки, давно нами невиданные и нееденные. Московское снабжение, однако! До ЦРУ пять минут пешком. Успеем перекусить с дороги.
Ну, пора. Говорим: «Бисмиллё», мы так, уважая край, Мумин искренне.
Мумин пусть машиной займётся, масло заменит, ремень осмотрит, свечи проверит. Сам знает, чего. Ему обратно одному ехать.
Сразу нырнули в знойное пекло. А от Оксаны чёрт-те какой аромат струится, духи какие-то французские, что ли. Так бы и шёл, и шёл с ней рядом!
Надо же, и в такой глухомани умеет себя подать! Недаром все мужики вокруг балдеют!
Цереушный цербер – зырк в наши удостоверения, зырк в список приглашённых.
«Проходите».
Приёмная беленькая, с панелькой под дуб. Секретарша светленькая, блондиночка в белой кофточке. Белый кондиционер обливает нас своей благодатью.
«Сейчас у товарища Иванова совещание. Из Москвы приехали. Секундочку подождите, минут через пять он примет».
Время здесь не земное, эйнштейновское. Секунда и пять минут растягиваются на полтора часа. Газировка из холодильника. Союзная и республиканская пресса на столике. Даже журнал «Америка» есть. Чего они там опять нам напропагандировали?
Наконец, заветная дверь распахивается. Выходят двое, высокие, палкообразные. В серых походных пиджаках внакидку. За ними такая же дама. В Москве, что ли, все такие стандартные? Да и этикет где? Даму, вроде бы, вперед надо.
Вслед им - Он. Пониже тех троих. В кубо-футуристическом стиле: большой куб с параллелепипедами рук и ног на подвижных шарнирах, сверху куб поменьше с чертами гоголевского городничего, каким его обычно представляют в театрах. Такой же короткий блондинистый ёжик скобочкой на голове. Метнул невзначай взгляд на ожидающих: мелочь!
Исчезли.
Светленькая сообщает: «Они на шахту поехали. Вас товарищ Иванов завтра примет».
