стр.1 стр.2 стр.3 стр.4 стр.5 стр.6

В пустынях Казахстана. Сорбулак

Пустыни Казахстана. Сорбулак

Потом раздались легкие пощелкивания о брезентовый верх спального мешка: что-то почти отвесно, подобно дождю, падало сверху, пощелкивания стали учащаться, и вокруг на земле закопошились маленькие жужелицы. Жуки, видимо, тоже летели на большой высо Неужели и они затеяли массовое переселение и, пролетая над пустыней внезапно снизились? Как будто подобные вещи не известны для жужелиц. Дождь из жужелиц продолжался недолго.

Еще более сгустились сумерки. Начала гаснуть вечерняя зорька, и, бывает на юге, быстро наступила ночь, загорелись звезды. День закончился, пора бы вскипятить чай и вдоволь напиться после жаркого дня и тяжелого путешествия. Топлива не было. Все же из мелких стеблей растений я разложил маленький костер и повесил над ним котелок с водой.

Стояла удивительная тишина: было слышно тиканье карманных часов и биение крови в висках. Иногда раздавалось гудение, отдаленно похожее на звук мотора самолета. Потом гудение стало громче. Совсем рядом пролетело что-то большое, черное и шлепнулось у костра. Это был самый крупный из наших жуков навозников — гомалокопр, бронированный красавец, с широкими передними ногами — лопатами, лакированным черным костюмом. Вслед за ним второй жук, покружившись в воздухе, упал прямо в костер, разбросав его маленькое пламя. Третий стукнулся о дужку котелка. Воздух наполнился жужжанием крыльев, а сухая трава зашелестела от множества жуков. Вскоре костер был разбросан, а красавцы навозники ползли и летели со всех сторон. О чае не приходилось и думать... Попил тепловатой, пахнущей сероводородом воды, залез в спальный мешок. Лет жуков постепенно затих, а те, что приземлились возле меня, расползлись или улетели.

Ночью с холмов раздался заунывный вой волков. Хищники были явно недовольны, что я занял место водопоя. Потом что-то крупное застучало лапами по спальному мешку. Я пригляделся. По брезенту бродила большая фаланга. Размахивая ногами в мешке, попытался ее сбросить. Но она, такая наглая, промчалась к голове, по пути схватила меня за палец и скрылась в темноте.

На соленой впадине я провел еще один день. Царапина от укуса фаланги в сухом и солнечном климате пустыни быстро присохла. Впрочем, ней я не беспокоился: фаланги не имеют ядовитых желез, и слухи об опасности этих паукообразных вымышлены. Но на следующий день уже не было больших навозников, и никто не мешал кипятить чай, совсем не ели бабочки, не падали сверху жужелицыомары, исчезли и волки, и казался обыденным...

Прошло много лет. Теперь обстановка изменилась, изменился и хактер путешествий. Не на велосипеде и не по пыльной проселочной зроге, а на машине и по асфальту быстро промчались мы до станции хмолган, заправили баки газика горючим и, не съезжая с асфальта направились к Сорбулаку. Дорога вела к недавно созданному Куртинско водохранилищу. По сторонам ее на холмах, когда-то покрыты степными травами, колосились хлеба. Кое-где виднелись белые домики отделений зерносовхоза. Иногда рядом тянулись молодые придорожный саждения из карагача. Ранее дикая и безлюдная пустыня преобразись... Но вот поля отступили, и вновь, как и тогда, много лет назад, увидел роскошные синие дали. Весна обильными осадками напоила землю влагой, и она покрылась густыми травами. Вот вдали виден и Сорбулак. Я сразу узнал его. Он оказался все тем же в обширных просторах бескрайней пустыни: зеленым, пышным, украшенныь красными маками. Только теперь на месте солончака блестело, переливаясь синевой неба, озеро: многоснежная зима да обильные весенние дожди заполнили почти до края эту бессточную впадину. Голые белые берега да редкие шапки солянок отличали его от настоящего озера. На тот раз над ним не сверкало светлым заревом небо.

Вблизи Сорбулака на холмах на месте зимовок скота коегде виднелись хомики чабанов. Но степь была безлюдна, тиха, и природа казалась задумчивой. Далеко на горизонте в прозрачном воздухе, промытом «недавними дождями, продутом ночными ветрами, синей полосой виднелся хребет Заилийского Алатау.

Я съехал с асфальта на проселочную дорогу, миновал несколько домиков с загонами для скота, попал на старую дорогу, похожую на неглубокий с пологими стенками канал. Сотни лет по этой дороге шли караваны, мчались всадники, перегоняли стада животных, а потом, до того как провели асфальт, основательно поездили и машины и пыль, поднимаемая ими, относилась ветрами в сторону, углубляя дорогу. Теперь дорога заброшена и постепенно зарастает травами. Вдоль дороги тянутся заросли брунца, или, как называют ботаники это растение, софоры лисохвостной. Оно удивительно стойко. Можно без конца вырывать его из земли, и глубокие корни без устали будут посылать новые ростки, отстаивая свое право на жизнь. Софора — бич пастбищ. Там, где много скота и пастбищные растения угнетены, не испытывая конкуренции с другими растениями, софора пышно разрастается, а скотина обходит стороной это несъедобное и ядовитое растение. Ботаники утверждают, что родина софоры — юг Средней Азии. Ныне она победоносно шествует к северу, завоевывая все новые и новые пространства.